Стихи и проза - Страница 5


К оглавлению

5

Всякий маменькин сынок,
Всякий обирала,
Модных бредней дурачок,
Корчит либерала.
А глядишь: наш Мирабо
Старого Гаврило
За измятое жабо
Хлещет в ус да в рыло.

Эти стихи вошли в поговорку. Их меткость и разоблачительный заряд были таковы, что деятели русского революционно-демократического движения многократно пользовались ими в своей борьбе с либералами (разумеется, со своей позиции).

Неподдельность и непринужденность — вот подлинная творческая стихия Дениса Давыдова. «Он был поэт в душе: для него жизнь была поэзией, а поэзия жизнью, — и он поэтизировал все, к чему ни прикасался…» — сказал Белинский. Даже то, что у другого могло бы обернуться пошлостью, безвкусицей, «казарменной замашкой», у Давыдова «получает значение, преисполняется жизнью, оборачивается формою».

Давыдов был искуснейшим мастером художественной формы. Все типические черты его самобытной манеры — свобода выражений, стремительность стихотворного темпа, острословие — были обусловлены присущим ему представлением о поэтическом творчестве как о стихийно-страстном состоянии «энтузиазма», «душевного восторга» и «воспламененного воображения».

Чтобы писать стихи, говаривал Денис Васильевич, «надобна гроза, буря, надобно, чтобы било нашу лодку».

Он и писал с таким бурным воодушевлением, как, пожалуй, никто из поэтов его времени. Недаром Вяземский в послании, обращенном к Давыдову, сравнил его «пылкий стих» с пробкой, вырывающейся из бутылки шампанского.

4

Овеянные дыханием незапамятного 1812 года, поэзия и проза Дениса Давыдова сыграли заметную роль в деле нравственно-патриотического воспитания нашего народа.

Особенно отчетливо сказалось это накануне и во время Великой Отечественной войны с фашистскими захватчиками. В 1940 году, когда советские люди уже жили предчувствием смертельной схватки с фашизмом, были переизданы «Военные записки» Давыдова. Этой увлекательной, горячей книгой зачитывались тогда стар и млад.

С громадной силой прозвучали в сгустившейся атмосфере вещие слова славного партизана первой Отечественной войны: «Еще Россия не подымалась во весь исполинский рост свой, и горе ее неприятелям, если она когда-нибудь подымется!»

Так и случилось.

Лучшие произведения Дениса Давыдова остались в памяти и на языке народа. В том, что он написал, звучит звонкая, полногласная, на редкость энергичная, призывная и заразительная музыка великолепного таланта, который и сам нисколько не постарел более чем за полтора века, и помогает нам, людям совсем другой эпохи, «молодеть душой».

Вл. Орлов

НЕКОТОРЫЕ ЧЕРТЫ ИЗ ЖИЗНИ ДЕНИСА ВАСИЛЬЕВИЧА ДАВЫДОВА

Автобиография


Денис Васильевич Давыдов родился в Москве 1784 года июля 16-го дня, в год смерти Дениса Дидерота. Обстоятельство сие тем примечательно, что оба сии Денисы обратили на себя внимание земляков своих бог знает за какие услуги на словесном поприще!

Давыдов, как все дети, с младенчества своего оказал страсть к маршированию, метанию ружьем и проч. Страсть эта получила высшее направление в 1793 году от нечаянного внимания к нему графа Александра Васильевича Суворова, который при осмотре Полтавского легкоконного полка, находившегося тогда под начальством родителя. Давыдова, заметил резвого ребенка и, благословив его, сказал: «Ты выиграешь три сражения!» Маленький повеса бросил псалтырь, замахал саблею, выколол глаз дядьке, проткнул шлык няне и отрубил хвост борзой собаке, думая тем исполнить пророчество великого человека.

Розга обратила его к миру и к учению. Но как тогда учили! Натирали ребят наружным блеском, готовя их для удовольствий, а не для пользы общества: учили лепетать по-французски, танцевать, рисовать и музыке; тому же учился и Давыдов до тринадцатилетнего возраста. Тут пора была подумать и о будущности: он сел на коня, захлопал арапником, полетел со стаею гончих собак по мхам и болотам — и тем заключил свое воспитание.

Между порошами и брызгами, живя в Москве без занятий, он познакомился с некоторыми молодыми людьми, воспитывавшимися тогда в Университетском пансионе. Они доставили ему случай прочитать, «Аониды», полупериодическое собрание стихов, издаваемое тогда Н. М. Карамзиным. Имена знакомых своих, напечатанные под некоторыми стансами и песенками, помещенными в «Аонидах», воспламенили его честолюбие: он стал писать; мысли толпились, но, как приключение во сне, без связи между собою. В порывах нетерпения своего он думал победить препятствия своенравием: рвал бумагу и грыз перья, но не тут-то было! Тогда он обратился к переводам, и вот первый опыт его стихосложения:


Пастушка Лиза, потеряв
Вчера свою овечку,
Грустила и эху говорила
Свою печаль, что эхо повторило:
«О, милая овечка! Когда я думала, что ты меня
Завсегда будешь любить,
Увы, по моему сердцу судя,
Я не думала, что другу можно изменить!»

В начале 1801 года запрягли кибитку, дали Давыдову в руки четыреста рублей ассигнациями и отправили его в Петербург на службу. Малый рост препятствовал ему вступить в Кавалергардский полк без затруднений. Наконец привязали недоросля нашего к огромному палашу, опустили его в глубокие ботфорты и покрыли святилище поэтического его гения муко́ю и треугольною шляпою.

5