Стихи и проза - Страница 2

Анакреон под нарядным гусарским доломаном и прославленный в народе «бородинский бородач», пламенный боец и счастливый певец любви и вина, забубённый весельчак и прямодушно-благородный человек, чуждый лести и низкопоклонства, спеси и чванства, заклятый враг надменных дураков, знаменитый усач с декоративным седым локоном на лбу, чьи изображения украшают и богатые палаты и скромные хижины и небезызвестны в чужих краях (портрет Давыдова висел в кабинете Вальтера Скотта, — они были в переписке), — таковы грани яркого образа, прочно вошедшего в сознание людей Давыдовского поколения и сохранившего свое обаяние и свои краски до нашего времени.

2

«Моя жизнь — борьба». Эти слова Вольтера Денис Давыдов поставил эпиграфом к своим «Военным запискам».

Эпиграф содержит двойной смысл. Один — открытый: борьба на полях сражений, священная борьба за родину. Другой — прикровенный: изнурительная и обидная для самолюбия борьба, которую пришлось вести с недоброжелателями, бюрократами, выскочками, холодными карьеристами, просто злобными ничтожествами — со всеми, кто дружно преследовал знаменитого воина за все, что в нем их раздражало: за вольный, непокорный нрав, за беспощадный язык, за презрение к фрунтомании и плацпарадной шагистике, которые пришли на смену воинской отваге и предприимчивости.

Для такого, второго, понимания слова «борьба» у Дениса Давыдова были веские основания.

В той реакционной, полицейско-стеснительной и ханжеской общественно-политической обстановке, которая сложилась в России после блистательной победы в Отечественной войне, Давыдов, несмотря на всю свою народную славу, что называется, пришелся не ко двору. Заслуги его преуменьшались, подчас вообще замалчивались, самолюбие его подвергалось жестоким испытаниям. Истоки такого отношения к Давыдову в официальных, правительственных кругах восходят к ранней молодости воина-поэта.

Он вырос и возмужал в профессиональной военно-дворянской среде, ревниво оберегавшей свои сословно-классовые привилегии. Люди этого круга чутко откликались на перемены, происходившие в России на рубеже XVIII и XIX веков.

Отец Давыдова, довольно состоятельный помещик и бригадир, принадлежал к тому поколению военных деятелей, которые завоевали себе прочное положение в «Екатеринин век», в победоносных походах под знаменами Румянцева и Суворова — и катастрофически утратили его при воцарении в 1796 году Павла I.

Эти люди привыкли считать себя солью земли, украшением дворянства и опорой государства. Екатерина II из соображений осторожности, в целях охраны своего престола, всячески поддерживала и «ласкала» генералитет и офицерство. Вдруг все переменилось. Деспот и самодур Павел, ненавидевший все, что было сделано при его матери (которую он считал похитительницей престола), первым делом решил сбить спесь с «екатеринских орлов». Он принялся искоренять в русской армии «суворовский дух», несовместимый с грубо насаждавшейся им военной «прусской системой», основанной на жестокой палочной дисциплине. В первые же дни царствования он сместил большинство старых, заслуженных военачальников, заменив их своими любимцами из собственных «гатчинских» войск.

Деспотизм Павла I, его сумасшедшие выходки восстановили против него военные круги, в частности — гвардейскую молодежь. Зажатые в тиски нового режима, они не мирились с ним и мечтали о возвращении прежних гвардейских «вольностей». Революционного значения эта оппозиция, конечно, не имела: здесь сказалось лишь противоречие, возникшее внутри господствующего дворянского класса.

Юный Денис Давыдов вращался в этой среде обиженных и недовольных и целиком разделял их негодование и их надежды.

Отца Давыдова постигла судьба, характерная для многих заслуженных офицеров, пострадавших при Павле. Он оказался замешанным в дело, которому власти придали значение политическое, и был осужден (очевидно, с умыслом и несправедливо) в связи с хищениями, обнаруженными в его полку. Имение его было взято в казну, и семья впала в нищету. Естественно, что в связи со всеми этими происшествиями и юный Денис ощущал себя жертвой «тирана» и с ненавистью относился к «гатчинцам», к «пруссачеству».

В ночь на 12 марта 1801 года заговорщики-офицеры задушили Павла I. Денис Давыдов по молодости лет не имел прямого отношения к заговору, но вскоре же дружески сблизился с некоторыми из его участников.

Устранение тирана вызвало в дворянской среде общее воодушевление, пробудило новые надежды. Молодежь, предпочитавшая таиться по поместьям, потянулась в столицу. Вместе с другими появился в Петербурге и Денис Давыдов. Осенью 1801 года он не без труда добился зачисления в самый блестящий полк конной гвардии — Кавалергардский.

Однако дворцовый переворот обманул надежды многих. Новый царь, Александр I, щедро раздавал обещания, но не спешил выполнить их. К тому же, как и его отец, он оказался ревностным поклонником «прусской системы». Один из современников, вспоминая начало царствования Александра, писал: «Нельзя сказать, чтоб и тогда были довольны настоящим порядком дел… Порицания проявлялись в рукописных стихотворениях. Самое сильное из этих стихотворений было „Орлица, Турухтан и Тетерев“…»

Эта притча, сохранившаяся во многих современных списках и, следовательно, имевшая широкое хождение, с большими основаниями считается принадлежащей перу Дениса Давыдова. В ней нашли отражение и благодарные воспоминания о «златом веке» Екатерины (Орлица), и яростное негодование на тиранию Павла (Турухтан), и обманутые надежды на возвращение «златого века» при Александре (Тетерев). Новый царь был задет в стихотворении в очень обидных выражениях. Вывод, к которому пришел поэт, был достаточно решительным: лучше всего «не выбирать в цари ни злых, ни добрых петухов».